Умер хороший мой знакомый – врач реаниматолог.
И умер, казалось бы, очень удачно: прямо на рабочем месте, в реанимации.
Выслушивал сердце больного, потом, не вынимая из ушей фонендоскоп, повернулся к сестре, как будто что - то хотел сказать, но не сказал, а захрипел и рухнул на пол.
Тут же заинтубировали его, подключили к ИВЛ.
Сразу – закрытый массаж сердца, лекарства в вену, в сердце, дефибрилляция.
И всё это по кругу, ещё и ещё раз, и многое другое многократно в течении двух с лишним часов: никто не мог сказать – «Умер».
Периодически на экране монитора регистрировались сердечные сокращения, но тут же – исчезали.
Пришёл главный врач, помялся, походил и сказал тихо:
- Что уж тут… Не до трупных же пятен реанимировать. Отметьте время смерти.
Потом начались всяческие бюрократические непонятки.
Кем считать умершего?
Пациентом? Но он не проведён через приёмный покой и нет истории болезни.
Есть ли такое понятие, как смерть на рабочем месте по ненасильственным причинам?
Надо ли кого - то наказывать?
Как же без этого, без «наказать»? Всегда легче на душе, если можно показать на кого - то пальцем и сказать:
- Ату его! Это он во всём виноват!
А если историю болезни не заводить, то на кого списать все использованные при реанимации сильнодействующие препараты?
Как и в качестве кого направить в морг?
Понятно, что в качестве трупа, но как объяснить, откуда он у нас взялся?
Да и не станет его Рувимыч вскрывать! Хорошими друзьями были они с покойным.
Стали думать и рядить, шелестя бумагами, а главный мне и говорит:
- Сейчас Альберт (зав. реанимации) поедет к нему домой, жене сообщить. Ты езжай с ним. Всё - таки он у вас в операционной и с вашими больными в реанимации больше других работал.
*****
Приезжаем. Две комнаты в общаге. Не смежные, а через коридор. Трое детей.
Жена сидит в послеродовом отпуске с младшим.
В комнатах – беспорядок, ящики какие – то, узлы.
- Козлы вы с главным! – говорю я Альберту тихо – Столько лет человек горбатил на больницу, а жил в общаге! И жена его тоже ведь у тебя работает анестезисткой!
- Тут дело ещё хуже, – отвечает Альберт.- Они квартиру по ипотеке купили. Видишь, к переезду готовились… Кто теперь эту ипотеку выплачивать будет?
Вошли, присели.
Так и так, говорим его испуганной жене, стало Виктору плохо прямо в реанимации. Возможно инфаркт. Сейчас он тяжёлый. На ИВЛ. Если хотите, говорим, можем вас отвезти к нему. Всякое может быть, даже самое плохое - очень уж инфаркт обширный.
Тут запищал младенец на руках у вдовы.
Она стала энергично, как градусник, трясти его у груди, одновременно говоря нам:
- Куда же я с ним поеду! А этих (кивнула на притихших отпрысков трёх и пяти лет) куда дену? Какой инфаркт? Никогда не жаловался! Током его, наверное, ударило! Да, Альберт Михайлович? Я то знаю, как там у нас с предохранителями и задними панелями у ИВЛ…!
Альберт говорит:
- Маша, ты бы дала адреса родных. Может быть, надо заверенные телеграммы дать, что бы кто - то приехал. Так мы дадим!
Тут Маша стала рыдать. Заревели и юные отпрыски в своём углу, и только младенец на Машиных руках сохранял спокойствие сытого Будды.
Хорошо, что Альберт догадался взять с собой старшую сестру реанимации.
Та что - то зашептала, заходила вокруг Маши. Стали собираться, одевать детей…
Мы вышли на улицу.
Альберт закурил и стал материться через сигарету, зло щурясь и сплёвывая:
- Сюда бы этих писак! «Врачи взяточники!», « Медицинская коррупция!», «Халатность в белых халатах!». Много Витька взяток набрал!? Жил, как бомж! Куда теперь Машка с тремя детишками?
А эта кукла сраная в белом парике, министр наш, счетовод х@ев, всё пугает и пугает! Да в рот она ебись со своей воровской реформой! Уйду и детям накажу: «В медицину – не ногой!»
Вышла вдова Маша, ведя за руки «взрослых» детей. Старшая несла на руках младенца.
…………….
Потом были похороны. Грязь, дождь. Из родственников была только старенькая мать Маши. У Виктора живых родных уже не осталось.
На поминках мы с Альбертом напились.
Совершенно не ясно, по - прежнему, как выплатить ипотеку?
И кто будет давать наркоз нейрохирургическим больным?
----------
Комментариев нет:
Отправить комментарий